Автор „Слова“ отказывается начать свое повествование в старых выражениях и хочет вести его ближе к действительным событиям своего времени; он характеризует старую поэтическую манеру(от французского maniere)
1) Совокупность приемов, характерных черт, формальных особенностей, характеризующих стилистические и технические особенности целого художественного направления или творчества одного живописца, писателя, артиста. Характерные для...
Подробнее >>
Словарь >> Бояна.

Не пристало ли нам, братья, начать старыми („старомодными“, старинными) выражениями горестное повествование о походе Игоря, Игоря Святославича? — (Нет,) начать эту песнь надо, следуя за действительными событиями нашего времени, а не по (старинному) замышлению (способу, плану, приему1) Действие по глаголу принять-принимать.
2) Способ использования художественных средств в чем-либо (плавь, подмалёвок, аэрография, восковая живопись и т.д.).
3) Термин, введенный формалистами для обозначения всей совокупности средств, с помощью которых создается отстранение...
Подробнее >>
Словарь >>) Бояна. Ибо Боян, вещий, если кому хотел песнь сложить, то (вместо того, чтобы следовать „былинам сего времени“, так и) растекался мыслию по дереву, серым волком по земле, сизым орлом под облаками. Вспоминал он, как говорил, первоначальных времен войны, (и) тогда напускал десять соколов (пальцев) на стадо лебедей (струн): который (из соколов) догонял какую (лебедь), та первая (и) пела песнь („славу“) старому Ярославу (Мудрому), храброму Мстиславу (Владимировичу), который зарезал Редедю (касожского князя) перед полками касожскими (в Тмуторокани), прекрасному Роману Святославичу (сыну Святослава Ярославича, князя Тмутороканского). То, братья, Боян не десять соколов на стадо лебедей пускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал; они же сами собой (без всяких усилий, — в привычных старых выражениях, „старыми словесы“) князьям славу рокотали.

Автор определяет хронологические границы своего повествования.

(Итак), начнем же братья, повествование это от старого Владимира (Святославича Киевского) до нынешнего Игоря (Святославича Новгород-Северского), который препоясал ум крепостью своею (подчинил свои мысли своей „крепости“ — мужеству, храбрости) и поострил сердце свое мужеством; исполнившись ратного духа, навел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую.

Печальное и тревожное начало похода Игоря.

Тогда (в начале того печального похода) Игорь взглянул на светлое солнце и увидел (грозное предзнаменование): от него (Игоря) тьмою (затмения) все его воины покрыты. И сказал Игорь дружине своей: „Братья и дружина! Лучше (больше чести) ведь зарубленным быть (в битве), чем плененным (бесславно дома, дожидаясь половецкого набега); так сядем (же), братья, на своих борзых коней (выступим в поход), да поглядим (хотя бы) на синий Дон (в земле Половецкой)“. Склонился у князя ум (мысль) перед страстным желанием, и охота отведать великого Дона (дойти с победою до Дона) заслонила ему (недоброе) предзнаменование: „Хочу ведь, — сказал (он), — сам копье преломить (сам вступить в единоборство) на краю поля Половецкого; с вами, сыны русские, хочу (или) сложить свою голову, или испить шлемом Дона (победить половцев на Дону)“.

Предположение о том, в каких высокопарных выражениях воспел бы Боян поход Игоря.

О Боян, соловей старого времени! Вот бы (уж) ты эти походы (по-соловьиному) воспел, скача, соловей, по воображаемому дереву, летая умом под облаками, соединяя (воедино) славы обеих половин этого времени (славу начальную и конечную времени этого повествования — „от старого Владимира до нынешнего Игоря“), рыща по тропе (языческого старого русского бога) Трояна (т. е. носясь по божественным путям) через поля на горы (иначе говоря — переносясь воображением на огромные расстояния). (Пришлось бы) внуку тому (т. е. внуку бога Велеса, о котором ниже) воспеть песнь (в честь) Игоря (в таких (старинных) выражениях): „Не буря (русских) соколов занесла через поля широкие; стада (половецких) галок (уже) бегут (спасаясь) к Дону великому“. Или (так бы) начать петь (тебе), (о) волшебник Боян, внук (бога) Велеса: „(Еще только) кони (вражеские) ржут за (пограничною рекою) Сулою, (а) слава (победы над ними уже) звенит в Киеве; трубы (еще только) трубят (созывая войска) в Новгороде (Северском), а стяги (уже) стоят (готовые выступить) в Путивле!“.

Ободрение Игоря его братом Всеволодом выступить в поход.

(И вот) ждет Игорь милого брата Всеволода (чтобы итти с ним в поход). И сказал ему буйный тур Всеволод (одобряя его): „Один (ты у меня) брат, один свет светлый — ты, Игорь! Оба мы — Святославичи (оба мы одного (храброго) гнезда). (Так) седлай (же), брат (мой), своих борзых коней, а мои-то (уже) готовы, оседланы у Курска раньше. А мои-то куряне знаменитые воины: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, концом копья вскормлены, пути им ведомы, овраги им знакомы, луки у них натянуты (изготовлены к бою), колчаны отворены (на изготовке), сабли изострены; сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю — славы“.

Выступление Игоря в поход и грозные предзнаменования. Безнадежность похода.

Тогда (после встречи с Всеволодом и его одобрения) вступил Игорь князь в золотое стремя (выступил в поход) и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмою (затмения) путь заграждало (предвещая опасность); ночь, стонущи, ему грозою, птиц пробудила (как бы стремясь предупредить его); (зловещий) свист звериный встал (свист степных зверей — сусликов); взбился див (мифическое существо восточных народов), кличет на вершине дерева (предупреждая своих о походе русских), велит прислушаться (к походу русских) земле незнаемой (Половецкой степи), Волге, и Поморию, и Посулию (пограничной с Русью земле по реке Суле), и Сурожу (в Крыму), и Корсуню (там же; иными словами — всем враждебным Руси юговосточным странам), и тебе, Тмутороканский идол (идолу какого-то языческого бога, стоявшего близ Тмуторокани)! И (вот) половцы непроложенными дорогами (дорогами, заранее, как обычно перед походами, не „протеребленными“, т. е. в крайней спешке) побежали к Дону великому (навстречу войску Игоря); кричат телеги (их) в полночь, словно лебеди распущенные. (А) Игорь ведет к Дону воинов (несмотря на все дурные предвестия)!

Ведь уже несчастия его (т. е. поражения Игоря) подстерегают (хищные) птицы по дубам (ждут добычи на поле битвы); волки (воем своим) грозу подымают по оврагам; орлы клектом на кости зверей зовут (предвкушая добычу), лисицы брешут на красные щиты (русских). О Русская земля! Уже ты за (пограничным) холмом!

Ночлег войска Игоря в степи и построение в боевой порядок утром.

Долго наступает ночь. (Вечерняя) заря свет уронила (свет зари погас). (Вот и) мгла поля покрыла. (Наконец, и) щекот соловьиный уснул; (утренний) говор галок пробудился. Русские сыны (на утро) великие поля красными щитами перегородили (построившись в боевой порядок), ища себе чести, а князю — славы.

Войско Игоря рассеивает передовые отряды половцев. Богатая добыча досталась войску Игоря; сам же Игорь берет себе только боевые знаки врагов.

Спозаранку в пятницу потоптали (они — воины Игоря) поганые полки половецкие (рассеяли боевой порядок половецких полков) и рассыпались по полю (за добычей), помчали красных девушек половецких, а с ними золото, и паволоки(от слова — волочить)
Старинное название тканей, материй вообще. Применимо к различным типам старинных драгоценных тканей ручной работы. Паволоки и аксамиты были хорошо известны на Руси с XII по XVII век...
Подробнее >>
Словарь >>, и дорогие оксамиты. (Добыча их была так велика, что) покрывалами, плащами и кожухами стали мосты (гати) мостить через болота и топкие места, и всякими драгоценностями половецкими. (Боевые же знаки:) красный стяг, белая хоругвь, красная челка, серебряное древко (достались) храброму (Игорю) Святославичу.

Снова ночует в поле храбрый выводок князей Ольговичей. Лирическое размышление автора о его судьбе. Движение главных сил половцев к Дону, навстречу Игорю.

(И вот) дремлет в поле храбрый выводок Ольговичей! Далеко залетел! Не был он в обиду порожден ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половец! (А, между тем) Гзак бежит серым волком, а Кончак (впереди) ему след правит (указывает следом своего войска путь) к Дону великому (навстречу Игорю).

Войска половцев надвигаются. Сетования автора.

На другой день совсем рано кровавые зори свет возвещают; черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца (четырех князей — Игоря, Всеволода, Олега и Святослава), а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому! (Быть грому сражения!) Пойти дождю стрелами со стороны Дона великого! Тут копьям изломиться (в рукопашной схватке в начале битвы), тут саблям побиться о шлемы половецкие, на реке Каяле, у Дона великого.

О Русская земля! Уже ты за (пограничным) холмом!

Постепенное развертывание битвы, слитое с изображением надвигающейся грозы.

Вот ветры, внуки Стрибога (бога ветров), (уже) веют со стороны моря (с половецкой стороны) стрелами на храбрые полки Игоревы (битва началась перестрелкой из луков). Земля гудит (под копытами конницы, пошедшей в бой), реки мутно текут (взмученные ногами коней, переходящих их вброд), пыль поля покрывает (от движения множества половецкого войска), стяги (половецкие, своим движением) говорят (свидетельствуют): половцы идут от Дона (с востока), и от моря (с юга), и со всех сторон русские полки обступили. Дети бесови (боевым, наступательным) кликом поля перегородили, а храбрые сыны русские перегородили (поля) красными щитами (в сомкнутом строю, с плотно составленными щитами, приготовившись к отражению натиска).

Подвиги в битве буй-тура Всеволода. В пылу битвы Всеволод не только не чувствует на себе ран, — он забыл и феодальную честь, княжеские обязанности, любовь к жене.

Ярый тур Всеволод! Стоишь ты в (самом) бою, прыщешь на воинов стрелами, гремишь о шлемы мечами булатными. Куда (ты), тур, поскачешь, своим золотым шлемом посвечивая, — там лежат поганые головы половецкие. Рассечены саблями калеными шлемы аварские тобою, ярый тур Всеволод! Какая из ран дорога (чувствительна, близка) тому, кто (в пылу битвы), братья, забыл (даже) честь (феодальную честь, честь, связанную с выполнением своих феодальных обязательств по отношению к старейшему князю — Святославу Киевскому), и достояние (своего княжества), и отцовский золотой стол города Чернигова, и своей милой-желанной, прекрасной (Ольги) Глебовны (жены Всеволода, дочери Глеба Юрьевича Переяславского) свычаи и обычаи (привычки и обычаи, „любовь и ласку“)!

Лирическое отвлечение автора. Автор вспоминает прошлое Руси и родоначальника нынешних князей Ольговичей — Олега Святославича. Олег своими походами положил начало междоусобиям в Русской земле. Страшные последствия междоусобий Олега Святославича для мирного трудового населения Руси.

Были века (бога) Трояна (века языческие), (затем) минули годы Ярославовы (Ярослава Мудрого и его сыновей — Ярославичей); были (и) походы Олеговы, Олега Святославича. Тот ведь Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял. (Только что) ступает (он) в золотое стремя (выступая в междоусобный поход) в городе Тмуторокани, тот же звон (уже заранее) слышал давний (уже умерший) великий Ярослав (Мудрый — противник раздоров), а сын Всеволода Владимир (Мономах, современник Олега и также противник раздоров) каждое утро уши (себе) закладывал в Чернигове (где он княжил; настолько не выносил он этого звона). Храброго же и молодого князя Бориса Вячеславича (сына Вячеслава Ярославича) похвальба (перед битвой на Нежатиной Ниве) привела на суд божий и на (реку) Канину послала ему зеленое погребальное покрывало за обиду (за поруганную честь) Олега (Святославича). С такой же (злочастной, начавшейся по вине Олега Святославича) Каялы (т. е. битвы на Нежатиной Ниве, сравниваемой здесь с битвой на Каяле Игоря) Святополк (Изяславич) повелел привезти отца своего (Изяслава Ярославича) между венгерскими иноходцами (как обычно перевозили раненых и и убитых) к (храму) святой Софии в Киеве. (Следовательно поражение потерпели обе стороны.) Тогда, при Олеге Гориславиче, засевалось и прорастало усобицами, погибало достояние Даждьбожьего внука (русского народа); в княжеских крамолах сокращались жизни людские. Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали (на лошадей, распахивая землю), но часто вороны граяли, трупы между собой деля, а галки свою речь говорили, собираясь полететь на добычу.

Сравнение тех ратей Олега Святославича с ратью нынешней — его потомков. Ожесточенность битвы Игорева войска.

То было в те (давние) рати и в те походы, а такой рати (как эта — Игоря Святославича) еще не слыхано! С раннего утра до вечера, с вечера до рассвета летят стрелы каленые, гремят сабли о шлемы, трещат копья булатные в поле незнаемом, среди земли Половецкой. Черная земля под копытами, костями (павших) была засеяна, а кровью полита: горем взошли (они) по Русской земле.

Поражение войск Игоря. Природа сочувствует несчастью русских.

Что мне шумит (что за шум до меня доносится), что мне звенит (что за звон мне слышится) издалека (с поля далекой битвы) рано (утром) перед зорями? (То) Игорь (Святославич) возвращает (бегущие) полки (черниговских ковуев), ибо жаль ему милого брата Всеволода. Бились (ведь они) день, бились другой; на третий день к полудню пали стяги Игоревы (Игорь потерпел поражение). Тут два брата (Игорь и Всеволод) разлучились (захваченные в плен и доставшиеся разным ханам) на берегу быстрой Каялы; тут кровавого вина не достало, тут пир (битву) окончили храбрые русские: „сватов“ (половцев, половецких князей, постоянно вступавших в брачные союзы с русскими князьями) напоили, а сами полегли за землю Русскую. (Сама природа сочувствует поражению русских:) Никнет трава от жалости, а дерево с тоской к земле приклонилось.

Печальные размышления автора по поводу тяжелого положения Русской земли.

Уже ведь, братья, невеселое время настало, уже пустыня (нежилое пространство — степь) войско прикрыла (трупы убитых покрыла трава). Встала обида в (этих полегших) войсках Дажьбожья внука (т. е. русских), вступила девою на землю Трояню (на Русь), восплескала лебедиными крылами на синем море у Дона; плеская, прогнала времена обилия. Борьба князей против поганых прекратилась, ибо сказал брат брату (князь князю): „Это мое и то (тоже) мое“. И стали князья про (всякую) малость „это великое“ говорить, и сами (тем самым) на себя крамолу ковать. А поганые (пользуясь этим) со всех сторон приходили с победами на землю Русскую.

Оплакивание погибших в бою ратников Игоря.

О! (Увы!) далеко залетел сокол (Игорь), птиц (половцев) избивая, — к морю! Игорева храброго полка не воскресить (случившегося не воротишь)! По нем (по погибшем полку Игоря) кликнули (заплакали погребальным плачем) Карна и Желя (погребальные боги), поскакали по Русской земле, размыкивая огонь в пламенном (погребальном) роге. Жены русские восплакались, приговаривая: „Уже нам своих милых любимых ни мыслию не смыслить, ни думою не сдумать, ни глазами не повидать, а золота и серебра (и в руках своих) совсем не подержать“.

Последствия поражения Игоря.

И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась по Русской земле; печаль обильная пошла посреди земли Русской. А князи сами на себя крамолу ковали, а поганые (половцы), с победами нарыскивая на Русскую землю, сами брали дань по белке от двора.

Объяснение причин, по которым поражение Игоря оказалось столь тяжелым для всей Русской земли: Игорь своим неудачным походом уничтожил плоды предшествующего победоносного похода на половцев Святослава Киевского.

Ибо (потому это все произошло, что) те два храбрых Святославича, Игорь и Всеволод, уже коварство (половцев) пробудили (своим) раздором (со своим главой Святославом и с другими князьями, не захотев сражаться вместе против половцев), а его (это коварство) усыпил было „отец“ их (их глава) Святослав (Всеволодович Киевский, двоюродный брат Игоря и Всеволода) грозный великий киевский грозою (страхом, который на них нагнал): прибил (половцев) своими сильными полками и булатными мечами, наступил на землю Половецкую (за год перед тем), притоптал холмы и овраги (половецкие), взмутил реки и озера (переходя их вброд), иссушил потоки и болота („мосты мостя“ по „грязивым местам“ — прокладывая дороги войску). А (самого) поганого (хана) Кобяка от лукоморья (у Азовского моря) из железных великих полков половецких, как вихрь, исторг (захватив в плен): и упал Кобяк в городе Киеве в Святославовой гриднице (в большой пиршественной палате, которую иногда, в случае большого количества пленных, использовали как тюрьму). Тут-то немцы и венецианцы, тут-то греки и чехи поют славу Святославу, укоряют князя Игоря, потопившего богатство на дне Каялы реки половецкой, — насыпавшего (на дно Каялы) русского золота (ведь для Руси прошли времена обилия после поражения Игоря). Тут-то Игорь князь пересел из седла золотого (княжеского) в седло рабское (стал из князя рабом — пленником). Приуныли у городов забралы (переходы на городских стенах, куда обычно высыпал народ, встречая или провожая войско, откуда плакали по павшим вдали), и веселье (в городах) поникло.

Автор переносит повествование в Киев к Святославу Киевскому: Святослав в Киеве видит тяжелый и неясный для него по своему значению сон.

А Святослав мутный (непонятный, неясный для него) сон видел в Киеве на горах (где он жил). „В эту ночь, с вечера, одевают меня, — говорит (он), — черным погребальным покрывалом на кровати тисовой; черпают мне синее вино, с горем смешанное; сыплют мне пустыми (опорожненными от стрел) колчанами поганых иноземцев крупный жемчуг на грудь и нежат меня. Уже доски без князька в моем тереме златоверхом (как при покойнике, когда умершего выносят из дому через разобранную крышу). Всю ночь с вечера серые вороны граяли (предвещая несчастье) у Плесеньска (под Киевом), в предградье стоял киевский лес, и понеслись (они — вороны) к синему морю (на юг, к местам печальных событий)“.

Бояре Святослава объясняют ему значение его сна, рассказывая о поражении Игоря.

И сказали бояре князю: „Уже, князь, горе ум (твой) полонило; ведь вот два сокола (Игорь Святославич и Всеволод Святославич) слетели с о?тчего престола золотого (как с соколиной колодки, с которой слетают сокола при соколиной охоте), чтобы добыть город Тмуторокань или испить шлемом из Дону (одержать победу на Дону). Уже (этим двум) соколам крыльица подсекли саблями поганых, а самих опутали в путины (надевающиеся соколам, чтобы они не улетели) железные ( — заковали в кандалы).

С новой силой возникает тема поражения Игоря. Мысленно перенесясь в центр Руси к Святославу в Киев, автор „Слова“ оценивает поражение Игоря на этот раз с точки зрения внешнего, международного положения Руси.

Ибо (потому так толковали сон бояре, что) темно было в третий день (битвы Игоря с половцами): два солнца (Игорь и Всеволод) померкли, оба багряные столба (лучей) погасли, и с ними (погасли) два молодых месяца, — Олег (Игоревич) и Святослав (Игоревич — дети Игоря Святославича) тьмою заволоклись и в море погрузились, и великую смелость возбудили (своим поражением) в хиновах (восточных народах). На реке на Каяле (в месте поражения Игоря) тьма свет покрыла (темные силы одолели светлые); по Русской земле простерлись половцы, как выводок гепардов. Уже спустился позор на славу (позор поражения заслонил собою былую славу); уже ударило насилие (половецкое) на свободу (русских); уже бросился див на землю (Русскую). И вот готские красные девы запели на берегу синего моря: звоня русским золотом, воспевают (они) время Боза (антского князя, разбитого готским королем Винитаром), лелеют месть за Шарукана (деда хана Кончака, разбитого Владимиром Мономахом). А мы уже, дружина, без веселия (остались).

Узнав о поражении Игоря, Святослав произносит свое „золотое слово“, в котором упрекает Игоря и Всеволода в нарушении феодального послушания, сетует на „непособие“ ему русских князей и указывает на первое последствие поражения Игоря: нападение половцев на Переяславль Русский.

Тогда великий Святослав (Всеволодович Киевский) изронил золотое слово, со слезами смешанное, и сказал: „О мои дети (мои младшие князья), Игорь и Всеволод! Рано начали вы (слишком вы поторопились) Половецкой земле досаждать мечами, а себе славы искать, но одолели (вы половцев) без чести (для себя), без чести ведь кровь поганую пролили. Ваши храбрые сердца из крепкого булата выкованы и в смелости закалены. Что же сотворили (вы) моей серебряной седине? Не вижу я уже (также) у власти (не вижу уже власти над вами) сильного, и богатого, и обильного воинами брата моего Ярослава (Всеволодовича Черниговского), с черниговскими боярами, с воеводами, и с татранами, и с шельбирами, и с топчаками, и с ревугами, и с ольберами (т. е. со всеми черниговскими ордами ковуев). Те ведь без щитов, с одними засапожными ножами, кликом полки побеждают, звоня в прадедовскую славу (т. е. побеждают, наводя ужас только боевым кличем и своей славой храбрых воинов, перешедшей к ним от прадедов). Но вы сказали: «Помужествуем сами (сами проявим мужество, не прибегая ни к чьей помощи), прошлую славу (славу предшествующего похода соединенных русских сил под главенством Святослава Киевского) сами похитим (присвоим себе славу замирителей степи, принадлежащую Святославу Киевскому), а будущую (славу своего собственного похода) сами поделим (между собой только, не привлекая других князей к походу)!». А разве дивно, братья (мне) старому помолодеть (разве удивительно, что я перед тем победил половцев — в том походе, славу которого вы хотели похитить)? — когда сокол надел оперение взрослой птицы, высоко (он) птиц взбивает; не даст гнезда своего в обиду. (Следовательно: я-то силен, хоть и стар, защищаю свое гнездо,) но вот зло — князья мне не в помощь (остальные князья мне не помогают): худо времена обернулись. И вот у Римова кричат под саблями половецкими, а Владимир (Глебович Переяславский) под ранами (полученными им под Переяславлем при обороне его от вторгнувшихся на Русь вслед за поражением Игоря половцев). Горе и тоска сыну Глебову (Владимиру Глебовичу)!“.

На этом заканчивается „золотое слово“ Святослава и вступает в силу голос самого автора, призывающего князей на защиту Руси. Автор обращается к Всеволоду Юрьевичу Владимирскому с призывом выступить за Русскую землю.

Великий князь Всеволод (Всеволод Юрьевич Владимиро-суздальский)! (Неужели) и мысленно тебе не прилететь издалека (из Владимира Суздальского), отцов золотой престол поблюсти (поблюсти киевский престол, на котором когда-то сидел отец Всеволода — Юрий Долгорукий)? Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать (у тебя столько воинов, что ты легко можешь завоевать всю Волгу), а Дон шлемами вычерпать (ты не только можешь „испить из Дону воды“, т. е. завоевать земли по Дону, но ты можешь вычерпать его весь, — не „испить“, а „выпить“). Если бы ты (только) был (здесь — на юге), то была бы (продавалась бы) невольница (половецкая) по ногате (по мелкой монете), а раб (половчин) по резани (по еще более мелкой монете; так велики были бы последствия твоего пребывания здесь). Ты ведь можешь посуху живыми копьями метать — удалыми сыновьями Глебовыми! (князьями рязанскими — сыновьями Глеба Ростиславича. Рязанских князей, княживших на юг от Владимира, автор „Слова“ сравнивает с копьями — оружием первой стычки в бою).

Автор обращается к Рюрику и Давиду Ростиславичам с призывом выступить за Русскую землю.

Ты, буйный Рюрик (Ростиславич) и Давид (Ростиславич)! Не ваши ли воины золочеными шлемами по крови плавали? (не вам ли отомстить за своих воинов?). Не ваша ли храбрая дружина рыкает, как туры, раненные саблями калеными на поле незнаемом (в земле Половецкой; не ваша ли дружина рвется в бой отомстить за свои раны)? Вступите (же), господа, в золотые стремена (выступите в поход) за обиду сего времени (отомстите за поражение Игоря), за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!

Автор обращается к Ярославу Владимировичу Галицкому с призывом выступить за Русскую землю.

Галицкий (князь) Осмомысл Ярослав! Высоко (на горе в Галичском кремле) сидишь ты на своем златокованном престоле, подпер (ты) горы венгерские (Карпаты) своими железными полками, загородив королю (венгерскому) путь (проходы в Карпатах), затворив Дунаю (странам и народам по Дунаю, подвластным Византии) ворота (своей земли; т. е. крепко оберегая границы своей земли и от венгерского короля и от Византии), меча тяжести через облака (Ярослав обычно посылал войска в далекие походы, не сопровождая их сам), суды рядя до Дуная (верша суд, управляя землями до самого Дуная). Грозы твои по странам текут (стра?ны боятся тебя), (ты) отворяешь Киеву ворота (Киев тебе покорен), стреляешь с отцова золотого стола (с престола, доставшегося тебе по наследству от отца) салтанов за землями (сидя на своем наследственном престоле и не выступая сам в поход, посылаешь войска против салтана Саладина). (Так) стреляй (же), господин, в Кончака, поганого раба, за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!

Автор обращается к Роману Мстиславичу Волынскому и к Мстиславу (Пересопницкому или Городенскому) с призывом выступить за Русскую землю.

А ты, буйный Роман (Мстиславич Волынский) и Мстислав (Ярославич Пересопницкий или Мстислав Всеволодович Городенский)! Храбрая мысль влечет ваш ум на подвиг. Высоко паришь (ты, Роман) на подвиг в отваге, точно сокол, на ветрах паря, стремясь птицу в смелости одолеть. Ведь у вас железные молодцы под шлемами латинскими. От них дрогнула земля, и многие страны — Хинова (восточные народы), Литва, Ятвяги, Деремела (литовские племена), и половцы копья свои повергли (потерпели поражение, бросили оружие), а головы свои подклонили под те мечи булатные (были перебиты мечами).

Обращение к волынским князьям остается незаконченным. Под влиянием воспоминаний о победах Романа вновь возникает тема поражения Игоря. Павших воинов не воскресить!

Но уже (но теперь, в противоположность тем победам над половцами), о князь Игорь, померк солнца свет, а дерево не добром листву сронило: по Роси и по Суле города (русские) поделили (половцы между собою). А Игорева храброго полка не воскресить (не вернуть дружины Игоря)! (Помнишь, князь Игорь, что ты говорил:) „Дон тебя, князь (Игорь), кличет и зовет князей на победу!“. (Вот) Ольговичи, храбрые князья, (и) поспели на брань... (За год до своего похода Игорь и Всеволод не поспели принять участие в победоносном походе объединенных русских сил под предводительством Святослава Киевского; теперь же, захотев одни „испить Дону“, они поспешили лишь к своему поражению).

Возобновляя свое обращение к волынским князьям, автор перечисляет Ингваря и Всеволода Ярославичей и Мстиславичей: Романа, Святослава и Всеволода. Он призывает их выступить за Русскую землю.

Ингварь (Ярославич) и Всеволод (Ярославич) и все трое Мстиславичей (Роман, Святослав и Всеволод — князья волынские)! Не худого гнезда соколы (не плохой вы выводок соколов), (но) не по праву побед расхитили (добыли) себе владения! Где же ваши золотые шлемы и копья польские и щиты (на что употребляете вы ваше оружие)? Загородите (же) полю ворота (замкните русские границы со степью) своими острыми стрелами за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!

Обращаясь к полоцким князьям, автор прежде всего указывает на общую беззащитность от „поганых“ южных (по Суле) и западных (по Двине — у Полоцка) границ Руси. Он вспоминает безнадежную попытку Изяслава Васильковича Полоцкого одному защитить свои границы от врагов Руси и его одинокую кончину на поле битвы.

Уже ведь (пограничная река) Сула не течет серебряными струями для города Переяславля (не служит для Переяславля Южного защитой от нападений половцев), и Двина (другая пограничная река — на северо-западе) болотом течет для тех грозных полочан (не служит защитой для жителей Полоцка) под (боевым) кликом поганых (литовцев; иными словами: пограничная Сула и пограничная Западная Двина превратились в болотистые речушки, не служат преградами, на них не оказывается сопротивления). Один (только) Изяслав, сын Васильков, позвонил своими острыми мечами о шлемы литовские (вступил в сражение с литовцами), прибил славу деда своего Всеслава (потерпев поражение, погубил, тем самым, славу своего предка — „деда“ — Всеслава Полоцкого — славу Полоцкого княжества), а сам под (своими) красными щитами на кровавой траве был прибит на (пролитую) кровь мечами литовскими (вместе) со своим любимцем, а тот и сказал: „Дружину твою, князь, птица (хищная, питающаяся мертвечиной) крыльями приодела, а звери кровь (павших и раненых) полизали!“. Не было тут (в этой битве) ни брата (его) Брячислава (Изяславича), ни другого (брата) — Всеволода. Так, в одиночестве, изронил (он) жемчужную душу из храброго тела через золотое ожерелье. Уныли голоса, поникло веселие, трубы трубят городенские (в знак сдачи города).

Описав слабость полоцких князей в защите своих собственных границ, автор обращается с призывом ко всем князьям полоцким (потомкам Всеслава) и ко всем остальным русским князьям (потомкам Ярослава Мудрого) прекратить взаимную вражду, признать, что обе стороны потерпели в этом междоусобии поражение и погубили славу, перешедшую к ним от дедов.

Ярославичи и все внуки Всеслава (Полоцкого. Две ветви князей, постоянно враждовавшие)! Уже склоните стяги свои (в знак вашего поражения) и вложите (в ножны) свои поврежденные (в междоусобных битвах) мечи. Ибо лишились вы (подлинной боевой) славы ваших дедов. Ибо вы своими крамолами стали наводить язычников на землю Русскую (на владение Ярославичей), на достояние Всеслава (на Полоцкую землю). Из-за (вашей) усобицы ведь настало насилие от земли Половецкой.

Безнадежность усобиц автор показывает на примере судьбы родоначальника полоцких „всеславичей“ — Всеслава Брячиславича Полоцкого.

На седьмом (на последнем) веке (языческого бога) Трояна (т. е. напоследок языческих времен) кинул Всеслав жребий о девице ему милой (попытал счастья добиться Киева). Он хитростями оперся на коней (потребованных восставшими киевлянами) и скакнул (из подгороднего „поруба“ наверх) к городу Киеву и коснулся древком (копья) золотого (княжеского) престола киевского (добыв его ненадолго не по праву наследства и не „копием“, т. е. не военной силой, а древком копия(от латинского copia - множество)
1) В пластических искусствах - художественное произведение, повторяющее другое произведение с целью его воспроизведения в той же манере, материале и с сохранением размеров подлинника (иногда в уменьшенном или увеличенном...
Подробнее >>
Словарь >> — как в столкновениях между своими). Скакнул от них (от восставших киевлян — своих союзников) лютым зверем в полночь из Белгорода, объятый синей (ночною) мглою; поутру же вонзил секиры, — отворил ворота Новгорода, расшиб славу (основоположника новгородских вольностей) Ярослава (Мудрого), скакнул волком до (реки Немиги от Дудуток (под Новгородом). На Немиге (не мирно трудятся) — снопы стелют из голов, молотят цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. У Немиги кровавые берега не добром были посеяны: посеяны костьми русских сынов (вместо мирного труда — война на Немиге).

Всеслав князь людям суд правил, князьям города рядил (властвуя, следовательно, над судьбой и простых людей, и князей), а сам (не имея пристанища) ночью (как тогда, когда бежал из Белгорода) волком рыскал: из Киева дорыскивал ранее (пения) петухов до Тмуторокани, великому Хорсу (богу солнца) волком путь перерыскивал (до восхода перебегая ему дорогу). Для него (в его престольном городе) Полоцке позвонили к заутрене рано у святой Софии в колокола, а он в Киеве (в заключении) звон (тот принужден был) слышать. Хоть и провидящая душа (была у него) в храбром теле, но часто (он) от бед страдал. Ему провидец Боян давно (еще) припевку, разумный, сказал: „Ни хитрому, ни умелому, ни птице умелой суда божьего не миновать“ (как ни „горазд“ был Всеслав, но вся его неприкаянная жизнь была судом и возмездием божиим за его усобицы).

Лирически отвлекаясь, автор вспоминает первых русских князей, их многочисленные походы на врагов Руси и противопоставляет им современные ему несогласия между братьями Рюриком и Давидом в сборах на половцев.

О стонать Русской земле, помянув первые времена (еще до Всеслава Полоцкого) и первых князей (очевидно, Олега, Игоря, Святослава, Владимира)! Того старого Владимира (Святославича) нельзя было пригвоздить к горам киевским (так часто он ходил в походы на недругов Русской земли); вот ведь (и) теперь встали стяги (приготовившись к походу) Рюрика (Ростиславича), и другие (его брата) Давыда (Ростиславича), но врозь у них развеваются полотнища (нет между ними согласия). (Забыты, следовательно, походы первых русских князей на врагов Руси; в нынешних походах нет между князьями согласия). Копья поют! (Слышатся звуки битвы!).

Возвращаясь к повествованию об Игоре, автор передает плач жены Игоря — Ярославны.

На Дунае Ярославнин (жены Игоря — дочери Ярослава Осмомысла) голос слышится (голос Ярославны долетает до крайних границ Руси — до берегов Дуная), кукушкою безвестною рано (она) кукует: „Полечу, — говорит, — кукушкою по Дунаю, омочу бобровый рукав в Каяле реке (где потерпел поражение Игорь), утру князю (Игорю) кровавые его раны на могучем его теле“.

Ярославна рано плачет в Путивле на забрале (на переходах городских стен), приговаривая: „О ветер, ветрило! Зачем ты, господин, веешь наперекор (навстречу русским полкам)? Зачем мчишь хиновские стрелочки на своих легких крыльицах на воинов моего милого (в битве на Каяле ветер дул на русских со стороны моря, со стороны половцев)? Разве мало тебе было в вышине под облаками веять, лелея корабли на синем море? Зачем, господин, мое веселье по ковылю (ты) развеял?“.

Ярославна рано плачет в Путивле городе на забрале, приговаривая: „О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы (в местах днепровских порогов) сквозь землю Половецкую. Ты лелеял на себе Святославовы (Святослава Всеволодовича киевского) насады (суда с „насаженными“, надшитыми бортами) до стана Кобякова (до стана половецкого войска хана Кобяка, разбитого Святославом за год до похода Игоря). Прилелей (же), господин, ко мне моего милого, чтобы не слала рано я к нему слез на море (где в Приазовских степях находился в плену Игорь).

Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, приговаривая: „Светлое и трижды светлое солнце! Для всех ты тепло и прекрасно: к чему (же), господине, простерло (ты) горячие свои лучи на воинов моего милого? В поле безводном жаждою им луки согнуло, горем им колчаны заткнуло?“ (В трехдневном бою воины Игоря жестоко страдали от жажды).

Как бы в ответ на мольбу Ярославны, бог указывает путь Игорю к бегству в Русскую землю.

Прыснуло море в полуночи, идут смерчи облаками. Игорю князю бог путь указывает (этими приметами) из земли Половецкой в землю Русскую к отчему золотому столу (в Чернигове).

Описание бегства Игоря.

Погасли вечером зори. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслью поля мерит от великого Дона до малого Донца. Коня в полночь Овлур (крещеный половец, дружественный Игорю) свистнул за рекою, велит князю разуметь: князю Игорю не оставаться; (Овлур) кликнул, застучала земля (под копытами коней), зашумела (потревоженная) трава, вежи половецкие задвигались (половцы заметили бегство Игоря). А Игорь князь поскакал горностаем к (прибрежному) тростнику и белым(настоящее имя Борис Николаевич Бугаев; 14 октября 1880 г., Москва — 8 января 1934 г., Москва)
Русский писатель, поэт, критик, стиховед; один из ведущих деятелей русского символизма. Родился в семье профессора, известного математика Николая Васильевича Бугаева, и прожил первые годы в самом центре Москвы, на Арбате. В...
Подробнее >>
Словарь >> гоголем на воду. Вскочил (на той стороне реки на борзого коня (приготовленного ему Овлуром за рекою) и соскочил с него серым волком. И побежал к излучине Донца, и полетел соколом под облаками, избивая гусей и лебедей к завтраку, и обеду, и ужину. Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, стряхивая собою студеную росу: (оба) ведь надорвали своих борзых коней.

Разговор Игоря с рекой Донцом.

Донец говорит: „(О!) князь Игорь, немало тебе величия, а Кончаку нелюбия, а Русской земле веселия!“.

Игорь говорит (в ответ): „О Донец! Немало тебе величия, лелеявшему князя (Игоря) на волнах, стлавшему ему зеленую траву на своих серебряных берегах, одевавшему его теплыми туманами под сенью зеленого дерева; ты стерег его (Игоря) гоголем на воде (твой чуткий к приближению человека гоголь предупреждал его об опасности), чайками на струях (твои чайки, поднимаясь с воды, предупреждали его о приближении погони), чернядями на ветрах (чуткими к приближению человека чернядями). Не такова-то, — говорит (Игорь), — река Стугна; скудную струю имея, поглотив чужие ручьи и ладьи, расширенная к устью, (когда-то) юношу князя Ростислава (брата Владимира Мономаха) заключила (утопила во время бегства от половцев после поражения). На темном берегу Днепра плачет мать Ростислава по юноше князе Ростиславе. (Тогда) уныли цветы от жалости и дерево с тоской к земле приклонилось.

Погоня за Игорем. Разговор Гзака и Кончака о том, как удержать Игоря в плену.

То не сороки застрекотали: по следу Игоря едут (разговаривая — „стрекоча“) Гзак с Кончаком. Тогда вороны не граяли, галки примолкли, сороки не стрекотали (в противоположность помощи Игорю гоголей, чаек, чернядей — вороны, галки и сороки молчали), полозы (степные змеи) ползали только. Дятлы стуком (в зарослях деревьев в глубоких долинах степных рек) кажут путь к реке (Игорю), да соловьи веселыми песнями рассвет возвещают.

Говорит Гзак Кончаку: „Если сокол (Игорь) к гнезду (на родину) летит, расстреляем соколенка (сына Игоря, Владимира, оставшегося в плену) своими золочеными стрелами“.

Говорит Кончак Гзаку: „Если сокол к гнезду летит, то мы соколенка опутаем красною девицею (женим его на половчанке)“.

И сказал Гзак Кончаку: „Если опутаем его красною девицею, не будет у нас ни соколенка, ни красной девицы (оба уйдут на Русь), и станут нас птицы (соколы — русские) бить в степи Половецкой“ (русские станут вновь воевать против нас, если упустим заложника).

То все „стрекотали“ Гзак с Кончаком, а вот что сказали Боян с Ходыной о Русской земле, когда в ней нет князя.

Сказали Боян и Ходына — песнотворцы Святославовы (Святослава Ярославича) — старого времени Ярослава, Олега князя (Олега Святославича — „Гориславича“) любимцы: „Тяжко голове без плеч, беда телу без головы“, (так и) Русской земле без Игоря.

Исполнилось все не так, как „стрекотали“ Гзак с Кончаком. Ликование в Киеве и во всей Русской земле по поводу возвращения Игоря.

„Солнце светится на небе, (а) Игорь князь в Русской земле“: (это русские) девицы поют (славу Игорю) на Дунае, — вьются голоса (их) через море до (самого) Киева. (То) Игорь (вернувшись из плена) едет (в Киеве) по Боричеву (подъему) к (иконе) святой Богородицы Пирогощей. Села рады, города веселы. (Вся Русская земля, до далеких дунайских русских поселений, радуется возвращению Игоря).

Заключительная слава князьям — участникам похода — и дружине.

Певше песнь (славу) старым князьям, потом (следует) и молодым петь: (итак) „Слава (старым князьям) Игорю Святославичу, буй-туру Всеволоду, (а также и молодому князю) Владимиру Игоревичу!“. (Будьте) здравы, князья и дружина, борясь за христиан против поганых (половецких) полков!

Князьям слава и дружине! Аминь.

Перевод Л. А. Дмитриева

Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его князе Владимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая

Князь великий Дмитрий Иванович со своим братом, князем Владимиром Андреевичем, и со своими воеводами был на пиру у Микулы Васильевича, и сказал он:

"Пришла к нам весть, братья, что царь Мамай стоит у быстрого Дона, пришел он на Русь и хочет идти на нас в Залесскую землю".

Пойдем, братья, в северную сторону - удел сына Ноева Афета, от которого берет свое начало православный русский народ. Взойдем на горы Киевские, взглянем на славный Днепр, а потом и на всю землю Русскую. И после того посмотрим на земли восточные - удел сына Ноева Сима, от которого пошли хинове - поганые татары, басурманы. Вот они-то на реке на Каяле и одолели род Афетов. С той поры земля Русская невесела; от Калкской битвы до Мамаева побоища тоской и печалью охвачена, плачет, сыновей своих поминая - князей, и бояр, и удалых людей, которые оставили дома свои, жен и детей, и все достояние свое, и, заслужив честь и славу мира этого, головы свои положили за землю за Русскую и за веру христианскую.

Стародавние дела и жалость Русской земли описал я по книжным сказаниям, а далее опишу жалость и похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу. Братья и друзья, сыновья земли Русской!

Соберемся вместе, составим слово к слову, возвеселим Русскую землю, отбросим печаль в восточные страны - в удел Симов, и восхвалим юбеду над поганым Мамаем, а великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, прославим! И скажем так:

лучше ведь, братья, возвышенными словами вести нам этот рассказ про поход великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, потомков святого великого князя Владимира Киевского. Начнем рассказывать о их деяниях по делам и по былям... Вспомним давние времена, восхвалим вещего Бояна, искусного гусляра в Киеве. Тот ведь вещий Боян, перебирая быстрыми своими перстами живые струны, пел русским князьям славы: первую славу великому князю киевскому Игорю Рюриковичу, вторую - великому князю Владимиру Святославичу Киевскому, третью - великому князю Ярославу Владимировичу.

Я же помяну рязанца Софония и восхвалю песнями, под звонкий наигрыш гуслей, нашего великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, потомков святого великого князя Владимира Киевского. Воспоем деяния князей русских, постоявших за веру христианскую!

А от Калкской битвы до Мамаева побоища сто шестьдесят лет.

И вот князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, помолившись богу и пречистой его матери, укрепив ум свой силой, закалив сердца свои мужеством, преисполнившись ратного духа, урядили свои храбрые полки в Русской земле и помянули прадеда своего, великого князя Владимира Киевского.

О жаворонок, летняя птица, радостных дней утеха, взлети к синим небесам, взгляни на могучий город Москву, воспой славу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу! Словно бурей занесло соколов из земли Залесской в поле Половецкое! Звенит слава по всей земле Русской: в Москве кони ржут, трубы трубят в Коломне, бубны бьют в Серпухове, стоят знамена русские у Дона великого на берегу.

Звонят колокола вечевые в Великом Новгороде, собрались мужи новгородские у храма святой Софии и говорят так: "Неужто нам, братья, не поспеть на подмогу к великому князю Дмитрию Ивановичу?" И как только слова эти промолвили, уже как орлы слетелись. Нет, то не орлы слетелись - выехали посадники из Великого Новгорода и с ними семь тысяч войска к великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу, на помощь.

К славному городу Москве съехались все князья русские и говорили таково слово:

"У Дона стоят татары поганые, Мамай-царь у реки Мечи, между Чуровым и Михайловым, хотят реку перейти и с жизнью своей расстаться нам во славу".

И сказал князь великий Дмитрий Иванович:

"Брат, князь Владимир Андреевич, пойдем туда, прославим жизнь свою, удивим земли, чтобы старые рассказывали, а молодые помнили! Испытаем храбрецов своих и реку Дон кровью наполним за землю Русскую и за веру христианскую!"

И сказал всем князь великий Дмитрий Иванович: "Братья и князья русские, гнездо мы великого князя Владимира Киевского! Не рождены мы на обиду ни соколу, ни ястребу, ни кречету, ни черному ворону, ни поганому этому Мамаю!"

О соловей, летняя птица, вот бы тебе, соловей, пеньем своим прославить великого князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Владимира Андреевича, и из земли Литовской двух братьев Ольгердовичей, Андрея и брата его Дмитрия, да Дмитрия Волынского! Те ведь - сыновья Литвы храбрые, кречеты в ратное время и полководцы прославленные, под звуки труб их пеленали, под шлемами лелеяли, - с конца копья они вскормлены, с острого меча вспоены в Литовской земле.

Молвит Андрей Ольгердович своему брату:

"Брат Дмитрий, два брата мы с тобой, сыновья Ольгердовы, а внуки мы Гедиминовы, а правнуки мы Сколомендовы. Соберем, брат, любимых панов удалой Литвы, храбрых удальцов, и сами сядем на своих борзых коней и поглядим на быстрый Дон, напьемся из него шлемом воды, испытаем мечи свои литовские о шлемы татарские, а сулицы немецкие о кольчуги басурманские!"

И сказал ему Дмитрий: "Брат Андрей, не пощадим жизни своей за землю за Русскую, и за веру христианскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича! Уже ведь, брат, стук стучит и гром гремит в белокаменной Москве. То ведь, брат, не стук стучит, не гром гремит, то стучит могучая рать великого князя Дмитрия Ивановича, гремят удальцы русские золочеными доспехами и червлеными щитами. Седлай, брат Андрей, своих борзых коней, а мои уже готовы - раньше твоих оседланы. Выедем, брат, в чистое поле и сделаем смотр своим полкам,- сколько, брат, с нами храбрых литовцев. А храбрых литовцев с нами семьдесят тысяч латников".

Вот уже, братья, подули сильные ветры с моря к устьям Дона и Днепра, принесли грозные тучи на Русскую землю, из них выступают кровавые зарницы, и в них трепещут синие молнии. Быть стуку и грому великому на речке Непрядве, меж Доном и Днепром, покрыться трупами человеческими полю Куликову, потечь кровью Непрядве-реке!

Вот уже заскрипели телеги меж Доном и Днепром, идут хинове на Русскую землю! Набежали серые волки с устьев Дона и Днепра, воют, притаившись на реке Мече, хотят ринуться на Русскую землю. То не серые волки были - пришли поганые татары, хотят пройти войной всю Русскую землю.

Тогда гуси загоготали и лебеди крыльями заплескали. Нет, то не гуси загоготали и не лебеди крыльями заплескали: то поганый Мамай пришел на Русскую землю и воинов своих привел. А уже гибель их подстерегают крылатые птицы, паря под облаками, вороны неумолчно грают, а галки по-своему говорят, орлы клекочут, волки грозно воют, а лисицы брешут, кости чуя.

Русская земля, ты теперь как за царем за Соломоном побывала.

А уже соколы, и кречеты, и белозерские ястребы рвутся с золотых колодок из каменного города Москвы, обрывают шелковые путы, взвиваясь под синие небеса, звоня золочеными колокольчиками на быстром Дону, хотят ударить на несчетные стада гусиные и лебединые,- то богатыри и удальцы русские хотят ударить на великие силы поганого царя Мамая.

Тогда князь великий Дмитрий Иванович вступил в золотое свое стремя, сел на своего борзого коня, и взял свой меч в правую руку, и помолился богу и пречистой его матери. Солнце ему ясно на востоке сияет и путь указует, а Борис и Глеб молитву возносят за сродников своих.

Что шумит, что гремит рано пред рассветом? То князь Владимир Андреевич полки устанавливает и ведет их к великому Дону. И молвил он брату своему, великому князю Дмитрию Ивановичу: "Не поддавайся, брат, поганым татарам ведь поганые уже поля русские топчут и вотчину нашу отнимают!"

И сказал ему князь великий Дмитрий Иванович: "Брат Владимир Андреевич! Два брата мы с тобой, а внуки мы великого князя Владимира Киевского. Воеводы у нас уже поставлены - семьдесят бояр, и отважны князья белозерские Федор Семенович и Семен Михайлович, да Микула Васильевич, да оба брата Ольгердовичи, да Дмитрий Волынский, да Тимофей Волуевич, да Андрей Серкизович, да Михаиле Иванович, а воинов с нами - триста тысяч латников. А воеводы у нас надежные, а дружина в боях испытанная, а кони под нами борзые, а доспехи на нас золоченые, а шлемы черкасские, а щиты московские, а сулицы немецкие, а кинжалы фряжские, а мечи булатные; а пути им известны, а переправы для них наведены, и все как один готовы головы свои положить за землю за Русскую и за веру христианскую. Словно живые трепещут стяги, жаждут воины себе чести добыть и имя свое прославить".

Уже ведь те соколы и кречеты и белозерские ястребы за Дон скоро перелетели и ударили по несметным стадам гусиным и лебединым. То ведь были не соколы и не кречеты,- то обрушились русские князья на силу татарскую. И ударили копья каленые о доспехи татарские, загремели мечи булатные о шлемы хиновские на поле Куликовом на речке Непрядве.

Черна земля под копытами, костями татарскими поля усеяны, а кровью их земля залита. Это сильные рати сошлись вместе и растоптали холмы и луга, а реки, потоки и озера замутились. Кликнул Див в Русской земле, велит послушать грозным землям. Понеслась слава к Железным Воротам, и к Орначу, к Риму, и к Кафе по морю, и к Тырнову, а оттуда к Царьграду на похвалу русским князьям: Русь великая одолела рать татарскую на поле Куликовом, на речке Непрядве.

На том поле грозные тучи сошлись, а из них беспрерывно молнии сверкали и гремели громы великие. То ведь сошлись русские сыновья с погаными татарами за свою великую обиду. Это сверкали доспехи золоченые, а гремели князья русские мечами булатными о шлемы хиновские.

А бились с утра до полудня в субботу на Рождество святой богородицы.

Не туры возревели у Дона великого на поле Куликовом. То ведь не туры побиты у Дона великого, а посечены князья русские, и бояре, и воеводы великого князя Дмитрия Ивановича. Полегли побитые погаными татарами князья белозерские, Федор Семенович и Семен Михайлович, да Тимофей Волуевич, да Микула Васильевич, да Андрей Серкизович, да Михаиле Иванович и много иных из дружин.

Пересвета-чернеца, брянского боярина, на место суда привели. И сказал Пересвет-чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: "Лучше нам убитыми быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!" Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золочеными доспехами сверкая, а уже многие лежат посечены у Дона великого на берегу.

В такое время старому человеку следует юность вспомнить, а удалым людям мужество свое испытать. И говорит Ослябя-чернец своему брату старцу Пересвету: "Брат Пересвет, вижу на теле твоем раны тяжкие, уже, брат, лететь голове твоей на траву ковыль, а сыну моему Якову лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликовом, на речке Непрядве, за веру христианскую, и за землю Русскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича".

И в ту пору по Рязанской земле около Дона ни пахари, ни пастухи в поле не кличут, лишь вороны не переставая каркают над трупами человеческими, страшно и жалостно было это слышать тогда; и трава кровью залита была, а деревья от печали к земле склонились.

Запели птицы жалостные песни - запричитали все княгини и боярыни и все воеводские жены по убитым. Жена Микулы Васильевича Марья рано поутру плакала на забралах стен московских, так причитая: "О Дон, Дон, быстрая река, прорыла ты каменные горы и течешь в землю Половецкую. Принеси на своих волнах моего господина Микулу Васильевича ко мне!" И жена Тимофея Волуевича Федосья тоже плакала, так причитая: "Вот уже веселие мое поникло в славном городе Москве, и уже не увижу я своего государя Тимофея Волуевича живым!" А Андреева жена Марья да Михайлова жена Аксинья на рассвете причитали: "Вот уже для нас обеих солнце померкло в славном городе Москве, домчались к нам с быстрого Дона горестные вести, неся великую печаль: повержены наши удальцы с борзых коней на суженом месте на поле Куликовом, на речке Непрядве!"

А уже Див кличет под саблями татарскими, а русским богатырям быть израненными.

Щуры запели жалостные песни в Коломне на забралах городских стен, на рассвете в воскресенье, в день Акима и Анны. То ведь не щуры рано запели жалостные песни - запричитали жены коломенские, приговаривая так: "Москва, Москва, быстрая река, зачем унесла на своих волнах ты мужей наших от нас в землю Половецкую?" Так говорили они: "Можешь ли ты, господин князь великий, веслами Дон загородить, а Дон шлемами вычерпать, а Мечу-реку трупами татарскими запрудить? Замкни, государь, князь великий, у Оки-реки ворота, чтобы больше поганые татары к нам не ходили. Уже ведь мужья наши побиты на ратях".

В тот же день, в субботу, на Рождество святой богородицы, разгромили христиане полки поганых на поле Куликовом, на речке Непрядве.

И, кликнув клич, ринулся князь Владимир Андреевич со своей ратью на полки поганых татар, золоченым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские.

И восхвалил он брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича: "Брат Дмитрий Иванович, в злое время горькое ты нам крепкий щит. Не уступай, князь великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам! Уже ведь поганые татары поля наши топчут и храброй дружины нашей много побили столько трупов человеческих, что борзые кони не могут скакать: в крови по колено бродят. Жалостно ведь, брат, видеть столько крови христианской,

Не медли, князь великий, со своими боярами".

И сказал князь великий Дмитрий Иванович своим боярам: "Братья, бояре и воеводы, и дети боярские, здесь ваши московские сладкие меды и великие места! Тут-то и добудьте себе места и женам своим. Тут, братья, старый должен помолодеть, а молодой честь добыть".

И воскликнул князь великий Дмитрий Иванович: "Господи боже мой, на тебя уповаю, да не будет на мне позора никогда, да не посмеются надо мной враги мои!" И помолился он богу, и пречистой его матери, и всем святым, и прослезился горько, и утер слезы.

И тогда, как соколы, стремглав полетели на быстрый Дон. То ведь не соколы полетели: поскакал князь великий Дмитрий Иванович со своими полками за Дон, а за ним и все русское войско. И сказал: "Брат, князь Владимир Андреевич,- тут, брат, изопьем медовые чары круговые, нападем, брат, своими полками сильными на рать татар поганых".

И начал тогда князь великий наступать. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. Поганые прикрыли головы свои руками своими. И вот поганые бросились вспять. Ветер ревет в стягах великого князя Дмитрия Ивановича, поганые спасаются бегством, а русские сыновья широкие поля кликом огородили и золочеными доспехами осветили. Уже встал тур на бой!

Тогда князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, полки поганых вспять повернули и начали их бить и сечь беспощадно, тоску на них наводя. И князья их попадали с коней, а трупами татарскими поля усеяны и кровью их реки потекли. Тут рассыпались поганые в смятении и побежали непроторенными дорогами в лукоморье, скрежеща зубами и раздирая лица свои, так приговаривая:

"Уже нам, братья, в земле своей не бывать, и детей своих не видать, и жен своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю, а целовать нам зеленую мураву, а в Русь ратью нам не хаживать и даней нам у русских князей не прашивать". Вот уже застонала земля татарская, бедами и горем наполнившись; пропала охота у царей и князей их на Русскую землю ходить. Уже веселье их поникло.

Теперь уже русские сыновья захватили татарские узорочья, и доспехи, и коней, и волов, и верблюдов, и вина, и сахар, и дорогие убранства, тонкие ткани и шелка везут женам своим. И вот уже русские жены забряцали татарским золотом.

Уже по Русской земле разнеслось веселье и ликованье. Преодолела слава русская хулу поганых. Уже низвергнут Див на землю, а гроза и слава великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, по всем землям пронеслись. Стреляй, князь великий, по всем землям рази, князь великий, со своей храброй дружиной поганого Мамая-хиновина за землю Русскую, за веру христианскую. Уже поганые оружие свое побросали, а головы свои склонили под мечи русские. И трубы их не трубят, и приуныли голоса их.

И метнулся поганый Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу. И молвили ему фряги: "Что же это ты, поганый Мамай, заришься на Русскую землю? Ведь побила теперь тебя орда Залесская. Далеко тебе до Батыя-царя: у Батыя-царя было четыреста тысяч латников, и полонил он всю Русскую землю от востока и до запада. Наказал тогда бог Русскую землю за ее согрешения. И ты пришел на Русскую землю, царь Мамай, с большими силами, с девятью ордами и семьюдесятью князьями. А ныне ты, поганый, бежишь сам-девят в лукоморье, не с кем тебе зиму зимовать в поле. Видно, тебя князья русские крепко попотчевали:

нет с тобой ни князей, ни воевод! Видно, сильно упились у быстрого Дона на поле Куликовом, на траве-ковыле! Беги-ка ты, поганый Мамай, от нас за темные леса!"

Как милый младенец у матери своей земля Русская: его мать ласкает, а за баловство розгой сечет, а за добрые дела хвалит. Так и господь бог помиловал князей русских, великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Дона и Днепра, на поле Куликовом, и на речке Непрядве.

И стал великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, с князем Владимиром Андреевичем, и с остальными своими воеводами на костях на поле Куликовом, на речке Непрядве. Страшно и горестно, братья, было в то время смотреть: лежат трупы христианские словно сенные стога у Дона великого на берегу, а Дон-река три дня кровью текла. И сказал князь великий Дмитрий Иванович: "Сосчитайтесь, братья, сколько у нас воевод нет и скольких молодых людей недостает?"

Тогда отвечает Михаиле Александрович, московский боярин, князю Дмитрию Ивановичу:

"Господин князь великий Дмитрий Иванович! Нет, государь, у нас сорока бояр московских, двенадцати князей белозерских, тридцати новгородских посадников, двадцати бояр коломенских, сорока бояр серпуховских, тридцати панов литовских, двадцати бояр переяславских, двадцати пяти бояр костромских, тридцати пяти бояр владимирских, пятидесяти бояр суздальских, сорока бояр муромских, семидесяти бояр рязанских, тридцати четырех бояр ростовских, двадцати трех бояр дмитровских, шестидесяти бояр можайских, тридцати бояр звенигородских, пятнадцати бояр угличских. А посечено безбожным Мамаем двести пятьдесят три тысячи. И помиловал бог Русскую землю, а татар пало бесчисленное множество".

И сказал князь великий Дмитрии Иванович:

"Братья, бояре и князья и дети боярские, суждено вам то место меж Дона и Днепра, на поле Куликовом, на речке Непрядве. Положили вы головы свои за святые церкви, за землю за Русскую и за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этом веке и в будущем. Пойдем, брат, князь Владимир Андреевич, во свою Залесскую землю к славному городу Москве и сядем, брат, на своем княжении, а чести мы, брат, добыли и славного имени!" 

Богу нашему слава.